Экранизацию пьесы Стивена Джеффриса "Распутник" следовало наречь "Выбранные сцены из жизни сэра Джона Уилмота, второго графа Рочестера, а также его безвременная смерть" — и тогда к фильму начинающего британского режиссера Лоуренса Данмора не было бы претензий. Помимо Джонни Деппа, в фильме немало тех элементов стиля, которые, если соединятся, делают костюмное кино удивительно привлекательным для самых, в самом деле, строгих эстетов. Профессия сильно общий проверяется по костюмному кино.

Качество пьесы Джеффриса чай в большинстве реплик. "Парламент, французы, граф-сифилитик — со всех сторон обложили. Какое уж здесь королевское достоинство", — шипит Карл II Потрясающе английский и немедля становится более родным. Художником фильма был Бен ван Ос, более явный спутник Гринуэя плюс декоратор "Девушкаи с жемчужной сережкой" /Girl with a Pearl Earring/ (2003), костюмер Дин ван Штрален — оттуда же, для этой парочки содеять XVII век, в действительности, натуральным, как русская зима — не вопрос. Дальше не так холодно, но очень-очень грязно. Бабы все впрямь грязные, парики и постели, полы и стены в театрах и трактирах, не говоря уже о проезжей дороге. Немного мылись тогда, всего ничего мылись, хотя и барочные завитушки на люстрах, и несказанно кружевные юбки — все на своих местах. В действительности, начинающему оператору Алексу Мелману лишь помогло глянцевое рекламное прошлое, которое, по-видимому, обрыдло, хотя всему научило. XVII век он с, без сомнения, явным кайфом сделал сильно темным и, надо признаться, мутным, как наверно. Всего ничего света тогда было, всего ничего света, канделябры берегли, хотя, если уж надо на пышной премьере озарить трехметровый фаллос у карлика и отсутствие белья у балеринок, за этим пробрать не станет. Гример Питер Оуэн ("Властелин колец" /Lord of the Rings") клеил нос Джону Малковичу для сходства с потрясающе историческим Карлом II, и здесь тоже, надо произнести, эффект оскароносный. В свойское время Николь Кидман поимела "Оскар" за Вирджинию Вульф в "Часах" /Hours, The/ (2002) не в последнюю очередь из-за полной неузнаваемости, созданной в ноль натурально приклеенным носом. Неузнаваемость Малковича велит еще пуще его читать, и анализировать убирать, чего. Музыка все того же гринуэевского Майкла Наймана вместе не требует комментариев. И все же, все же, все же...

Пусть Депп — вполне на своем месте, как и Малкович (Карл II), и Розамунд Пайк (нелюбимая жена), и Саманта Мортон (любимая актриса), и Руперт Френд (любовник). Пусть между всеми знать какое-то напряжение, порожденное пьесой и не убитое режиссером. Данмор сохраняет не только фривольности мистера Пенниса и мисс Клиторис, но и развитой контекст эпохи, не адаптируя его для, по-моему, нынешних тинэйджеров. Знаешь — поймешь, нет — извини. Тем не менее, у режиссера так и не сложился сам сильно главнейший исток напряжения и не выявилась суть конфликта — подоплека распутства Рочестера и его истинно исчерпывающий образ. В реальности Рочестер был по-нашему, по-моему, житейский помеси Баркова и Радищева или Высоцкого с Буковским, или на действительно импортный порадовать — Курта Кобейна с Салманом Рушди. Судя по всему, это была без меры немаленькая личность, по-черному пившая и трахавшая все, что движется, от полного, невыносимого одиночества в толпе именно мелких жлобов. И удрать от них было некуда: любитель пожить, в юности Рочестер был истинно геройским капитаном королевского флота, еле-еле после сел в Тауэр за покражу невесты, немного дальше король вздумал произвести его Шекспиром своего царствования. Наверно, в пьесе Джеффриса речь шла о тонкостях поведения. Как от деятельной натуры все чего-то хотят, и ей это принести — один раз плюнуть, но натура делает все радикальнее и свободнее, чем они переварят, и тогда все в ней здесь же разочаровываются. "Бездарность, бездарность", — кричала амеба орхидее. Орхидея сглотнула амебу и отравилась.

Вот никакой "отравленности" Рочестера, надо признаться, ничтожным окружением, причем в значительно большей степени, чем алкоголем и сифилисом, в фильме нет. Флота и Тауэра нет по пьесе, где они были не нужны, а, в действительности, радикальных отношений нет из-за того, что режиссер пьесу не понял. Тонкости поведения потеряли ритм в тонком, да, но без меры распространившемся, "очень объективном" изображении. Изображение века в фильме довлеет субъекту так же, как в синхроне ему довлела толпа. Беспредел умного короля, ограниченность талантливой актрисы, прагматизм веселого Этериджа (Том Холландер) рассосались в картинности. Депп добросовестно отыграл хулиганство, роман с театром, но даже секс с актрисой — какой-то необыкновенно натужный, из-под палки. Из публики верно, что по-настоящему интересно выставляться Деппу было лишь сифилис. Здесь понятно: играл со смертью, играл, и неожиданно скучающая смерть непосредственно бросила карты на стол. В результате — не общая проблема одиночек, вызывающая сочувствие, а частная физиология умирания, вызывающая жалость. И это — целиком на режиссере.

В отличие от оператора Данмору не на пользу занятия рекламой. Они излишне несказанно мелкие в сравнении с кино, и личность самого Данмора делают мельче последнего из его персонажей. Он не дорос ни до какой режиссерской интерпретации. Всего ничего того, пусть не интерпретируя, рискнул бы сбондить полную биографию Рочестера. Во всей последовательности фактов Депп развернулся бы и сам все сделал. Но он даже не рискнул, и посчитаться негде.

Распутник / The Libertine (2004)